Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.] - Валентин Осипович Осипов

него как-то.

— А чего? Парашют при себе, кресло скатапультирует.

— Это что, единственное средство спасения, когда все откажет?

— Нет, не единственное… Много! Парашютов на земле, у начсклада много… А за кресло при аварии в отличие от тебя нашему брату, летунам, держаться не стоит.

Работнику «Комсомольской правды» Ярославу Голованову удалось вызвать Гагарина на счастливую для читателей беседу. Он получил ответы на неожиданные по тем временам, этим и интересные, вопросы. Нашелся среди них такой, что навел на рассуждения о будущих звездолетных профессиях. Тогда такое казалось мечтой, хотя ждать начала яви оставалось, как сейчас все убедились, недолго: будут, сказал он, в космосе инженеры, физики, сварщики, астрономы…

— А журналисты?

— Журналисты обязательно. Без журналистов нельзя. Хотя с ужасом думаю о том времени, когда даже в космосе нельзя будет спрятаться от журналистов. (Яр. Голованов оставил в этом месте напечатанной беседы пометку — «Улыбнулся».)

Но не будем представлять, что относился к газетчикам только так, с юмором.

Всерьез для истории сохраняются два его связанных с печатью свидетельства (помимо всех иных). Понятное дело, что очерк воссоединяет их вовсе не для того, дабы обозначить некую предопределенность журналистики в его жизни, но не уйти от символики, пусть и невольной.

Середина апреля 1961 года — Юрий Гагарин еще в Саратове, он еще готовится к свиданию с ликующей Москвой, еще не испытывал и первых настоящих волн славы и известности, но ощутил уже пристальное внимание журналистов:

— Газеты и радовали и смущали. Оказаться в центре внимания не только своей страны, но и всего мира — довольно-таки обременительная штука…

27 марта 1968 года — запись Ю. Гагарина на листке настольного календаря, что отсчитал последний день жизни:

«10.00 — тренировочные полеты.

19.00 — к Вале (жена лежала в больнице. — В. О.).

19.30 — встреча с иностранными делегациями. ЦК ВЛКСМ».

И еще одна строчка делового самозадания: «„Телевидение“, „Огонек“ ко Дню космонавтики в 17.00».

Но и еще одна его литературная забота — на 28 марта. В календарь внес такую запись: «Дворец съездов — 100-летие А. М. Горького».

Можно еще и еще продолжать свод тех событий, что связывали последние и часы, и дни, и недели Ю. А. Гагарина со словом. За три недели до рокового дня испытал, к примеру, радость общения с только что вышедшей книгой, в которой собственная фамилия. Это издательство Министерства обороны выпустило сборник «Уходят в космос корабли» с его предисловием. В предисловии и такие строчки: «Мы живем в необыкновенное время. Ветер странствий наполняет паруса „космических каравелл“, готовых отплыть к далеким и неведомым берегам». Еще факт — 18 февраля встреча с газетчиками «Известий». У него спросили: «Как вы относитесь к спору физиков и лириков?» Была тогда такая шумная дискуссия в «Комсомольской правде» о том, что главнее в середине XX века — точные науки и профессии или же гуманитарные… Ответил следующим образом: «Положительно. Спор физиков и лириков — это борьба за приоритет. Из них кто-то может быть впереди, но их сосуществование необходимо». Спросили о том, собирается ли в новые полеты. Услышали: «Да, обязательно. Я не мыслю себе жизни без авиации, без полетов, без космоса».

И последний час последнего дня — утром, на аэродроме, перед самым полетом его попросили подписать — на память! — книгу «Дорога в космос». Он сказал: «Подписать? С удовольствием подпишу. Но после полета…»

Если побыть во Всесоюзной Ленинской библиотеке, то именной, как выражаются библиографы, указатель подскажет, что Ю. А. Гагарину принадлежит больше 60 публикаций в газетах, в журналах и сборниках только в московских. Кроме того, он автор нескольких книг. Они широко известны, не раз переводились на самые разные языки и издавались за рубежом — «Дорога в космос», «Вижу землю» и «Психология и космос». Четвертую с именем космонавта на переплете хочется назвать, сообразуясь с сюжетом хроники, в следующей главке.

«Психология и космос» написана в соавторстве с кандидатом медицинских наук Владимиром Ивановичем Лебедевым. С такой темой книг еще не было.

Человек в заземном бездонье… Неужто ему уготована участь придатка к ракете, к кораблю, к приборам и к наушникам, как некоего робота? Неужто длительные тренировки превращают человека в механического исполнителя, пусть и одушевленного, вызубренных на земле инструкций и команд, что поступают уже в полете?

Психика человека — его чувства, нервы, разум в не прекращающейся ни на секунду лавине изменчивых впечатлений, в поиске решений, в нагрузках того, что видит и слышит, в волнениях, переживаниях, сомнениях, в ощущении неминуемого страха (и впрямь не робот же), в поиске ответа тогда, когда и электроника, и консультанты у земных пультов — как же далекие! — гляди, могут быть, увы, бессильны…

Строчки о страхе, пусть даже побежденном, — вовсе не досужий вымысел автора этих строк. Все космонавты так или иначе проходят через мысли об опасности. Вот, к примеру, рассуждения того, кто побывал в космосе вторым: «В летной работе она обязательно присутствует. И отвергать ее нельзя, должен быть внутренний сторож, который автоматически не давал бы тебе расслабиться». И еще свидетельство — космонавт Н. Рукавишников, трижды побывавший в полете: «Поверьте, нелегко держать себя в руках, когда знаешь, что отказал двигатель и нет уверенности, что запасной сработает. А это значит, что корабль останется на орбите и будет летать по ней месяцы, а запасов кислорода у экипажа на два дня… Не хочу скрывать, подумал там: вернусь и не буду больше тренироваться, хватит. Но теперь снова начинаю готовиться: я профессиональный космонавт, без полетов жить не могу…»

Один на один с космосом. Защита — тонкая обшивка или скафандр, спокойная (а спокойная ли на самом деле?) работа, быт по строгому распорядку (как же возможны спокойный сон или, к примеру, еда в стремительном снаряде?). И в одноряд сосуществование (а может ли быть это естественным состоянием?) с каждомгновенной возможностью смертельной опасности… И человек выдерживает, но как, почему?

Первыми взялись обо всем этом рассказать — для всех, не только себе подобным — Юрий Гагарин и Владимир Лебедев. Их труд без всякого преувеличения явился новым словом в новой сфере человеческого разума. Таким стало научное завещание первого в мире космонавта.

Карл Маркс заметил, использовав знаменитые стихи Данте из «Божественной комедии»: «У входа в науку, как и у входа в ад, должно быть выставлено требование:

Здесь нужно, чтоб душа была тверда;

Здесь страх не должен подавать совета».

Как будто и о вхождении Гагарина в науку это сказано: и о твердости души, и о преодолении страха.

Творческий склад ума Юрия Гагарина… Его разглядели многие тогда, когда и в академию не поступал, и, вероятно,